Об англиканской церкви в России знают мало, так же мало, как, к сожалению, в Англии о Православии. Однако каждому, кто хоть немного изучал сравнительное богословие, известно, что англиканская церковь, сохранившая (как уверяют сами англикане) апостольское преемство, более близка Православию, чем другие западные церкви. Интерес англиканских богословов к Православию, стремление стать ближе и дружнее с церковью Востока, с Русской Церковью, не угасает с давних пор. Очевидно, что среди англикан есть люди, которые с огромным уважением относятся к православной Церкви и искренне интересуются ее вероучением. Именно такие и по вере, и по духу “православные” англичане входят в англикано-православное содружество святого мученика Албания и преподобного Сергия Радонежского. С другой стороны, мы знаем о женском священстве в церкви Англии, о том, что некоторые англиканские богословы доходят в своей либеральной теологии до того, что отрицают воскресение Спасителя, и Предание Соборной Церкви для них ничего не значит. Поразительно далеки друг от друга представители так называемых “Высокой” и “Низкой” церквей в лоне одной и той же церкви Англии. Существует еще и “Широкая церковь”, которую представляет большинство “нейтральных”, то есть равнодушных к вопросам догматики англикан, уставших от непрестанных споров “высоких” и “низких”. Уже со времени своего основания англиканская церковь не была монолитной. У англиканства две даты рождения — 1533 г., когда Генрих VIII своим указом объявил английскую церковь независимой от Рима, и 1562 г., когда были выработаны “39 статей”, объявленные символом веры и обязательной нормой христианского учения. “39 статей” англиканского символа веры, которые профессор А. И. Осипов назвал “шедевром богословского творчества”, сформулированы настолько неопределенно и пространно, что трактовать их можно совершенно по-разному, благодаря чему они могли быть приемлемы и для христиан-протестантов, и для тех англичан, кто верил в “Святую, Соборную и Апостольскую Церковь”. Вполне естественно, что разнообразие и пестрота в толковании основных вопросов веры для православных, в понимании которых Церковь есть собрание тех, кто “единым сердцем и едиными усты” исповедует спасительную Истину, кажется непонятным и неприемлемым. Отсутствие четко сформулированного учения церкви стало, к сожалению, необходимым следствием тех исторических условий, при которых создавалась англиканская церковь. Она была призвана в трудное для страны время объединить нацию, которая оказалась расколотой на последователей европейских реформаторов с одной стороны, и на приверженцев католической традиции — с другой. Основанная королевским указом (Established by Law), англиканская церковь сохранила свое единство в истории благодаря правительственной опеке и таким законам, как акты о единообразии 1562 и 1662 гг., которые “гасили” острые внутренние противоречия. Некоторые англиканские богословы утверждают, что церкви Англии, сохранившей апостольское преемство, удалось стать на средний путь “золотой середины” — via media — между католичеством и реформаторством [2]. Является ли via media чем-то реальным или на самом деле англиканство представляет собой конгломерат христианских общин разных вероучений — интересный и сложный вопрос. Очевидно, что в настоящее время в англиканстве сосуществуют “кальвинисты”, “католики”, “православные” и с недавних пор христианские атеисты. Говорить об объединении с церковью, которая даже не имеет своего определенного вероучения и в лоно которой входят люди самых разных взглядов, абсурдно. Тем не менее необходимо учитывать, что в церкви Англии всегда было и есть “проправославное” крыло. Оно немногочисленно в сравнении с “Широкой церковью”, но несомненно представлено интеллектуальной элитой англиканского богословия. В пример можно привести епископа Джевела, архиепископа Лода и других богословов Каролинской школы XVII в., стремившихся к сохранению и укреплению в английской церкви всего того, что делает ее апостольской. Многие англикане болезненно переживали отсутствие определенности, незавершенность и неполноту своей церкви, но именно эта неполнота и побуждала англикан стремиться к восстановлению единства Вселенской Церкви. До XIX в. контакты православных и англикан можно назвать эпизодическими, хотя история отношений двух церквей представляет много интересных и поучительных моментов, таких как деятельность Константинопольского патриарха Кирилла Лукариса в XVII в. и попытка объединения с православной Церковью в начале XVIII в., предпринятая некоторыми английскими епископами, назвавшими себя “британским осколком Вселенской церкви”[3]. Однако именно в XIX в. англикане действительно серьезно обратились к изучению Православия и поставили вопрос об отношениях с православной Церковью. Как писала одна из англиканских газет, “пришло время открыть Восток”[4]. В сравнении с предыдущим временем и другими странами во второй половине XIX в. в Англии было опубликовано огромное количество литературы, посвященной вероучению и истории Православия. Даже светская пресса, откликаясь на полемику в церковной печати, писала о православной Церкви[5]. Прежде всего такой небывалый интерес был связан с той сложной ситуацией, в которой оказалась англиканская церковь. Первая треть XIX в. стала временем религиозного упадка, ослабления церкви, временем снижения ее авторитета, роста численности сект диссентеров, временем антиангликанской политики правительства. В 1828–29 гг. равные гражданские и политические права были предоставлены протестантским сектантам и католикам. Правительство таким образом демонстрировало, что отказывается от прежней опеки англиканской церкви. Как говорили политики, в “новое время” религиозные взгляды не должны подвергаться каким-либо ограничениям, и епископальная церковь Англии не имеет права претендовать на исключительное положение в обществе[6]. Уравненная в правах с представителями сектанства, англиканская церковь, казалось, потеряла всякое значение. И тогда лучшими богословами Оксфордского университета, который всегда считался цитаделью “высокого” англиканства, был поставлен вопрос о том, какая же церковь является истинной и что является критерием истинности христианской церкви. Начавшееся в 1833 г. Оксфордское движение без преувеличения называют самым важным событием в религиозной истории Англии после Реформации. Именами Дж. Ньюмана, Э. Пьюза, Дж. Кибла и других богословов сейчас названы колледжи, улицы, библиотеки. Жизнь каждого из этих выдающихся англичан заслуживает того, чтобы их помнили. В православной Церкви людей такого искреннего благочестия и преданности Церкви прославляют как святых. Для трактарианцев — так называли оксфордских богословов из-за большого количества трактатов, написанных ими, — было несомненным, что благодать и истина христианства пребывают в церкви только в том случае, если она сохранила апостольское преемство. Задача Оксфордского движения заключалась в том, чтобы доказать апостольское преемство в церкви Англии и богословски укрепить позиции англиканства в противовес и протестантам, и католикам. Многочисленные публикации Святых Отцов должны были подтвердить, что англиканская церковь находится в согласии с учением Единой Церкви. Один из интереснейших аспектов наследия Оксфордского движения — концепция единства христианской Церкви. Это не экуменизм в современном расширенном понимании этого слова, так как англиканские богословы признавали только Апостольские Церкви. Согласно “теории ветвей” (The Branch Theory), три апостольские церкви: католическая, православная, англиканская — словно ветви одного дерева, несмотря на внешние различия, незримо сохраняют единство Соборной Церкви. Трактарианцы часто называли себя англокатоликами, имея в виду, что англиканство представляет на территории Англии Единую Вселенскую Церковь. Они считали своим долгом положить конец изолированному положению англикан в христианском мире и восстановить союз англиканской церкви с ее сестрами во Христе. Говоря о воссоздании единства, трактарианцы имели в виду исключительно союз с католиками и православными. Только с ними был возможен союз “на равных”. Протестанты могли войти в единство Церкви, только отказавшись от своих заблуждений. Попытки объединения с Римом “на равных” не увенчались успехом. И чем более англикане понимали, что мечта о соединении с католической церковью неосуществима, тем больше внимания они уделяли православной Церкви. Пьюзи, Кибл, Пальмер и другие богословы писали о Православии, горячо обсуждая основные спорные вопросы: Filioque, иконопочитание и авторитет Вселенских соборов – и признавали необходимость сближения с православной Церковью. Особенно показательны в этом отношении работы и письма Эдварда Пьюзи[7]. Примечательно, что в ходе Оксфордского движения, которое значительно “возвысило” англиканство, приближая его к традициям Соборной Церкви и ослабляя влияние протестантизма, ряд различий по важным догматическим вопросам был снят. Так, в важнейшем вопросе о пресуществлении Святых Даров в таинстве Евхаристии англикане (разумеется, только те, кто воспринял идеи Оксфордского движения) действительно стали гораздо ближе к учению православной Церкви[8]. На первом этапе Оксфордского движения сближение было прежде всего теоретическим. Но была предпринята попытка и на практике применить теорию “тройственного” единства христианской церкви. Именно для этого в 1840 г. в Россию приехал архидиакон Уильям Пальмер, вице-президент колледжа Святой Марии Магдалины. Отец Георгий Флоровский метко назвал этого человека “религиозным Дон Кихотом”[9]. Мечтателем-романтиком и был в действительности этот молодой ученый-богослов, решивший посвятить свою жизнь воссозданию христианского единства. Оказалось, что теория далека от практики. К причастию в православной Церкви англиканина не допустили, подвергнув сомнению его заявление, будто англиканская и православная Церкви по сути едины. Но визит в Россию англиканского богослова оказался очень плодотворным. Уильям Пальмер был встречен радушно (хотя не обошлось без подозрений в шпионаже и обвинений в распространении ереси). Он был принят и обер-прокурором Синода графом Протасовым, и митрополитом Московским святителем Филаретом[10]. В богословских дискуссиях участвовали историк церкви Муравьев, протоиерей Кутневич и другие члены Синода. Пальмер чистосердечно доказывал, что в важнейших догматах веры англиканская церковь стоит на тех же позициях, что и православная. Свои взгляды он изложил в “Введении к 39 статьям”, в котором толковал англиканский символ веры в духе “Высокой церкви”[11]. Собеседники проявили искренний интерес. Англиканский богослов уверял, что протестантизм является пройденным этапом для церкви Англии, что в ней возрождается дух Апостольской неделимой Церкви Святых Отцов и что союз церквей будет полезен православным, так как оградит их от влияния протестантизма, который, как считал Пальмер, угрожает и православным, опасность чего они еще не могут осознать. Ответ обер-прокурора Протасова был благосклонным: “Ваши намерения очень хороши, и мы сделаем все, чтобы Вам помочь. Это наш долг — стремиться к единству Церкви, и мы молимся об этом”[12]. Для английского гостя была составлена программа путешествий по России, так как, по словам Протасова, в Петербурге навряд ли можно было увидеть истинное русское благочестие. Уильям Пальмер побывал в Москве, Троице-Сергиевой Лавре и в других монастырях. Особенно тепло он был принят в Сергиевой пустыни, и ее архимандрит, в будущем святитель Игнатий Брянчанинов, попросил у гостя книги по англиканскому богословию и обещал заняться английским ради великого дела объединения церквей[13]. Самое большое впечатление на англиканского богослова произвело посещение Троице-Сергиевой Лавры и беседы с Московским митрополитом Филаретом. Святителя Филарета называют “величайшим богословом Русской Церкви в новое время”[14]. В своей работе “Разговоры между испытующим и уверенным о Православии” (1815) он затрагивает вопрос о христианском единстве. Святитель подчеркивает, что лишь Восточная греко-российская Церковь до конца осталась верной и Писанию, и Преданию, и хранит Истину во всей ее чистоте. В этом смысле лишь она представляет Правую Веру. Однако он далек от строгого осуждения других церквей. Напротив, хотя они и отпали от полноты Истины, их единство со Христом непостижимым образом сохраняется[15]. И, может быть, Промыслом Божиим единство Церкви будет воссоздано в совершенстве. По мнению отца Георгия Флоровского, это самый либеральный подход к вопросу о христианском единстве в русском богословии[16]. “Разговоры” и другие работы митрополита Филарета были переведены и опубликованы в Англии. В 1868 г. (после смерти Святителя) настоятелем Вестминстерского аббатства А. Стэнли, лично встречавшимся с Московским митрополитом, была написана о нем интересная статья, выражавшая глубочайшее уважение автора[17]. На Уильяма Пальмера личность владыки Филарета также произвела неизгладимое впечатление. Однако заключительные слова Святителя были для него безрадостными. Внимательно прочитав его “Введение к 39 статьям” (владыка был знаком и с другими произведениями трактарианцев), тот пришел к выводу, что англиканский символ веры весьма далек от соответствия православному. Слишком много в нем оставалось протестантского, как бы ни пытались его “возвысить”. А для соединения церквей необходимо прежде всего единство веры. Московский митрополит был непреклонен, хотя, как писал о нем Пальмер, “вряд ли в России нашелся бы другой человек, который так горячо желал воссоздания единства христианской Церкви”[18]. И Московский митрополит, и обер-прокурор Синода уверили Пальмера, что серьезно занимались бы рассмотрением вопроса об объединении, если бы такое желание было единодушно выражено всеми прелатами англиканской церкви[19]. Пальмеру ничего не оставалось, как с сожалением ответить, что это вряд ли возможно. В дар Духовной академии Санкт-Петербурга Уильям Пальмер передал много книг по истории и вероучению англиканства, которые не остались без применения. “Мы в России знали очень мало о вашей церкви, Вы же сделали великое дело, открыв путь к взаимопониманию”, — сказал обер-прокурор Синода, обещая и впредь оказывать содействие приезжающим в Россию англиканским богословам, а также обещая послать в Лондон англоговорящего священника для более близкого знакомства с англиканством[20]. Сам Уильям Пальмер пришел к полному согласию с православным вероучением (в 1855 г. он перешел в католичество с разрешением исповедовать православный символ веры). Покинув Россию, Пальмер поддерживал связь со своими русскими друзьями. Так, он вел переписку с известным философом-богословом Алексеем Хомяковым (как и другие славянофилы, Хомяков любил и уважал Англию, интересовался религиозной жизнью этой страны). Публикация в Англии в 1895 г. переписки Пальмера и Хомякова, которая представляет собой интересное, глубокое, талантливое рассуждение о судьбах христианских церквей, о Православии, стала настоящим событием[21]. Ее прочел и высоко оценил английский премьер-министр У. Гладстон, богослов по образованию. Епископ Уордсвот рекомендовал ее к чтению всем молодым священникам. Пальмер стал первым англиканским богословом, посетившим Россию, однако он не был единственным ревнителем сближения с православной Церковью. Огромное значение для взаимопонимания христиан двух церквей имела деятельность и других талантливых англиканских священников и богословов. Выдающимся переводчиком, чьи труды имели большую научную ценность для своего времени, был Джон Мейсон Нил. Ему принадлежит многотомная “История Святой Церкви Востока”[22]. Учился и преподавал Нил в университете Кембриджа, по своим взглядам являлся твердым приверженцем Оксфордского движения. Будучи знатоком многих языков, он переводил на английский литургии восточных Церквей, молитвословы, акафисты. Его переводы и сейчас используются православными в Англии. Еще один почитатель Православия и ревнитель объединения церквей из Кембриджа — Джордж Уильямс, известный богослов и топограф, исследователь Святой Земли, посвятивший книгу истории англикано-православного диалога[23]. Нельзя обойти вниманием и более скромную фигуру англиканского священника Ричарда Блэкмора, служившего в Кронштадте около 30 лет, прекрасно знавшего русский язык и имевшего много друзей среди православного духовенства. Он перевел на английский язык “Историю русской церкви” Муравьева, “Пространный катехизис” митрополита Филарета и другие православные издания, которые были опубликованы в Англии в 40–50-х гг. XIX в. Деятельность таких людей, как Нил, Уильямс, Блэкмор, трудно переоценить, ведь, по выражению их английских современников, “православная Церковь нам известна столь же мало, как обратная сторона луны”[24]. Джон Нил и Джордж Уильямс много путешествовали по Востоку, побывали и в России, где, как и Пальмер, они были гостеприимно встречены митрополитом Филаретом. Вообще во второй половине XIX в. в Россию приезжало множество путешественников из Англии. Среди них были и те, для кого главной целью путешествия было знакомство с Русской православной Церковью. Например, дважды в Россию приезжал английская “знаменитость” Артур Стэнли: в 1857 г. как профессор Оксфордского университета, собиравшийся писать книгу о восточной Церкви, и в 1874 г., будучи уже настоятелем Вестминстерского аббатства, в качестве официального представителя англиканской церкви на брачной церемонии английского герцога и русской княжны. Его воспоминания о России не назовешь иначе как восторженными. В 1867 г. в Россию именно для того, чтобы на собственном опыте понять и почувствовать дух Православия, приехал еще один богослов из Оксфорда, Генри Лиддон, впоследствии настоятель собора Святого Павла. “Сверхъестественное чувство присутствия Бога пронизывает русскую жизнь...”, — писал Лиддон, восхищаясь благочестием русского народа[25]. Вместе с Лиддоном приезжал его молодой друг, математик по образованию и диакон англиканской церкви Ч. Доджсон (он же знаменитый Льюис Кэролл, автор “Алисы в стране чудес”). Правда, Лиддон жаловался, что Доджсон более интересовался культурой, чем религией России, чаще посещая театры, нежели церкви[26]. Постоянный интерес и теплые чувства к православной Церкви обрели “внешние формы” в начале 60-х гг., когда Дж. Нил, Дж. Уильямс, У. Дентон (изучавший историю Сербской церкви) и “ветераны” Оксфордского движения Э. Пьюзи, Дж. Кибл, Г. Лиддон выступили с инициативой создания Ассоциации восточных Церквей, целью которой было сближение англиканской и православной Церквей (не исключались и неправославные церкви Востока). 60-е гг. стали, таким образом, важнейшей вехой в истории англикано-православных контактов. От теоретического, чисто научного интереса к Православию англикане перешли к практическим действиям. Ассоциация была создана в 1863 г. В это же время при нижней палате конвокаций (Синода англиканской церкви) был создан греко-русский комитет, которому предстояло развивать отношения с православной Церковью Греции и России. В поддержку создания греко-русского комитета выступили многие выдающиеся прелаты англиканской церкви (Кр. Уордсвот, епископ Линкольна, С. Уилберфорс, епископ Оксфорда и др.). В Синод было представлено много петиций, в которых рекомендовалось “предпринимать определенные меры для сближения греко-русской Церкви с англиканским сообществом”[27]. Полномочия созданного комитета были весьма ограничены, тем не менее, в отличие от Ассоциации, это был официальный орган церкви Англии, призванный содействовать развитию отношений с православной Церковью. Задачи Ассоциации восточных Церквей были четко определены в ее программном документе: 1) распространение знаний о Православии среди англикан; 2) разъяснение вероучения англиканской церкви православным христианам; 3) постепенное сближение с православной Церковью; 4) содействие православным епископам в деле духовного просвещения их паствы[28]. Ассоциация включала 282 члена, среди которых было 16 епископов и архиепископов (их называли попечителями). Попечителями стали высокопоставленные прелаты церкви Англии и епископальной церкви Америки, а также архиепископ Белградский, митрополит Сербский. В Ассоциацию входили известные богословы и священники англиканской церкви, а также два православных священника: Евгений Попов (служил в Лондоне с 1843 по 1875) и С. Стратулиас. Численность Ассоциации постоянно увеличивалась, и уже к 1866 г. у нее было четыре новых попечителя[29]. Самым важным и необходимым делом считалась публикация литературы, для чего был создан литературный комитет. Характерно, что первым изданием Ассоциации восточных Церквей стала работа известного историка У. Стаббса “Апостольское преемство в церкви Англии”. В очередной раз англикане уверяли православных в своей приверженности апостольским традициям. Издавались произведения как англиканских, так и православных (в частности русских) авторов. Кроме того, Ассоциация оказывала помощь нуждающимся православным храмам на Востоке, посылая им книги и материальную помощь[30]. Необходимо подчеркнуть, что Ассоциация не охватывала всех “проправославных” англикан того времени. Их численность была на самом деле гораздо большей, а на страницах таких ведущих изданий “Высокой церкви”, как “Christian Remembrancer” и “Guardian” часто публиковались материалы об отношениях с православной Церковью. Представители “Высокой церкви” признавали, что православная Церковь “является неотъемлемой частью Единой, Святой и Соборной Церкви Спасителя”, выступали за развитие самых дружественных отношений и резко осуждали попытки прозелитизма епископа Гобата (типичного представителя “Низкой церкви”) на территории Иерусалимского епископата[31]. Петиции протеста против деятельности епископа Гобата подписали более тысячи англиканских священников[32]. Представители “Высокой церкви” были уверены, что, как писал журнал “Christian Remembrancer”, “корни церкви Англии на Востоке, и римское иго не до конца подчинило ее, она всегда в какой-то степени сохраняла независимость и приверженность древней традиции, и поэтому вполне естественно, что она стремится к сближению с теми, кто является верными последователями великих Святых Отцов”[33]. “Самые лучшие, самые достойные английские богословы всегда стремились к единству с восточной Церковью, и мы, если мы истинные христиане, должны молиться об этом, должны желать единства и делать все возможное”, — писал тот же журнал[34]. Обсуждая возможность объединения и останавливаясь на истории таких попыток в прошлом, “проправославные” англичане осуждали тех епископов, которые во время переговоров в начале XVIII в. не приняли православного вероучения о почитании Богородицы и святых[35]. Возможный союз англиканской и православной Церквей, как понимали его англикане, не должен был стать “принудительной унификацией службы, местных обрядов и традиций в римском духе или бесформенным, бессмысленным, отрицающим саму суть церковного устройства евангелистическим союзом, но таким союзом Церквей, какой существовал в первые времена христианства”[36]. Англикане были вполне согласны с конфедеративным содружеством православных Церквей и нередко брали его за образец, противопоставляя римскому варианту[37]. Стремление к сближению с православной Церковью – такова была позиция “Высокой церкви”. Представители “Низкой церкви” думали совсем по-другому. В 50-х гг., когда в Англии стало выходить много литературы о Православии, “Низкая церковь” реагировала так: “Мы очень озабочены и хотим привлечь внимание общественности, так как подобная литература распространяется без всякого протеста со стороны властей. Мы обращаемся ко всем тем, кто дорожит протестантским характером нашей церкви”[38]. Англиканские “протестанты” назвали стремление “высоких” англикан к союзу с православной Церковью “трактарианской ересью”, которая вносит раскол в англиканское сообщество[39]. Пресса “Низкой церкви” тоже не жалела места для публикаций о Православии, не затрагивая догматических вопросов, но много рассказывая о невежестве духовенства, предрассудках, произволе и коррупции в церкви Востока и России[40]. “Высоких” англикан “низкая” пресса клеймила как ретроградов, устремленных ко всему старому и отжившему[41]. Православная Церковь в понимании “низких” англикан отличалась от католицизма только тем, что не принимала верховенства папы. “Как возможен союз с теми, кто в течение столетий были врагами христианства по Писанию?”, — возмущались редакторы “Christian Observer”[42]. Обличая конвокации, которые покровительствовали “проправославным”, “протестанты” заявляли, что конвокации не представляют основной массы англиканского духовенства и отражают интересы “верхушечной элиты”[43]. Противоречия внутри англиканской церкви во второй половине XIX в. были сильны как никогда. В 50-х гг. немногочисленные сторонники Оксфордского движения, чистосердечно стремясь к возрождению духа Соборной Церкви, вводили “новшества”, которые прежде всего касались устройства алтаря и совершения Евхаристии, проводили исповеди, а также использовали во время службы свечи, праздничные ризы, ладан и т. д., за что таких священников и мирян стали называть “ритуалистами”. За нарушение установленных правил они нередко подвергались преследованиям (в зависимости от взглядов местного епископа). В некоторых случаях священники-“ритуалисты”, принадлежавшие к государственной церкви той самой Англии, где так много говорилось о правах для инаковерующих, были наказаны штрафами и даже тюремным заключением[44]! Однако с течением времени, несмотря на противоборство протестантского духа, учение оксфордских богословов о Евхаристии и о Церкви продолжало распространяться. В 1866 г. “Christian Remembrancer” писал следующее: “То, что двадцать лет назад проповедовалось только в одном месте, теперь можно услышать во всех концах страны <...> Принцип протестантизма изжил себя, а принцип соборности торжествует. Принцип протестантизма мы понимаем как толкование Писания отдельной личностью, а принцип соборности как приверженность тому, чему учит Церковь из своего опыта, даже если это недостаточно отражено в Писании. И чем более наше духовенство образовано, тем более оно это понимает”[45]. В 1868 г. в истории англиканской церкви произошло важное событие: состоялась первая Ламбетская конференция, которую можно было бы внешне сравнить с собором православной Церкви, если бы ее решения не носили исключительно консультативный характер. Для обсуждения наиболее волнующих вопросов были приглашены прелаты, священники и миряне из всех стран мира (как и Великобритания того времени, англиканская церковь имела свои “филиалы” во всех концах света и по численности была весьма представительной). По вопросу об отношениях с православной Церковью “высокие” англикане добились своего. От имени архиепископа Кентерберийского на конференции было составлено послание патриархам и архиереям православной Церкви в духе христианской любви и дружбы. В 1868 г. был достигнут первый практический результат англикано-православного диалога. По просьбе архиепископа Кентерберийского Константинопольский патриарх разрешил духовенству совершать православный обряд погребения над англиканами, если на месте не было священника англиканской церкви; дано было и разрешение погребать англикан на православных кладбищах. Другая просьба — о причащении англикан православным духовенством в случае отсутствия англиканского священника — не была удовлетворена. Второе подобное соглашение относится к 1874 г., когда Константинопольский патриарх разрешил православному духовенству крестить младенцев у англикан и венчать принадлежавших к англиканской церкви[46]. Соглашения имели важное практическое значение, так как на Востоке и в Греции проживало много англичан (купцов, моряков и т. д.). Англиканского священника найти в тех краях было нелегко. В Греции, например, для того, чтобы крестить своих соотечественников, англиканский father отправлялся в турне по железной дороге и выставлял купель для крещения прямо на станции, в спешке совершая обряд крещения, чтобы с этим же поездом ехать дальше. Итак, движение навстречу друг другу продолжалось. Остановимся на наиболее интересных событиях истории англикано-православных отношений второй половины XIX в. Большое значение имел визит в Англию греческого архиепископа Александра Ликургуса в 1870 г. Официальной целью визита было освящение православной церкви в Ливерпуле, но по просьбе патриарха предполагалось и более близкое знакомство с англиканским содружеством. В то время приезд православного архиерея в Англию был событием из ряда вон выходящим, и Ассоциация восточных Церквей попыталась сделать все возможное, чтобы этот визит был плодотворным. По случаю приезда православного архиепископа состоялась богословская конференция в Эли, где подробно обсуждались все догматические расхождения. Затронуты были вопросы о Вселенских соборах, иконопочитании, молитвах за умерших, о числе таинств и о таинстве Евхаристии, а также многие другие. Архиепископ не отступил ни на шаг от православных догматов, и тем не менее по многим вопросам было достигнуто согласие. Самым спорным оказался вопрос о Filioque. Совершенно бескомпромиссную позицию занял ведущий англиканский богослов, профессор Оксфорда Э. Пьюзи. Он был уверен, что эти слова не содержат в себе ереси и Западная церковь имеет право сохранить их как свою историческую особенность, так как исповедует Символ веры в такой форме более тысячи лет. Свою позицию Пьюзи доказывал, ссылаясь на Святых Отцов, прежде всего на святителя Кирилла Александрийского и преподобного Иоанна Дамаскина[47]. При этом он был убежден, что сохранение Filioque не должно стать препятствием на пути сближения церквей. В этом вопросе Пьюзи не выражал мнения большинства англиканских богословов, напротив, англиканская церковь никогда не отстаивала Filioque. Еще в 1689 г., в критическое для церкви Англии время, назначенная для рассмотрения догматических вопросов комиссия внесла предложение устранить Filioque из Символа веры[48]. В настоящее время в англиканской церкви Символ веры можно исповедывать и без Filioque. Переговоры в Эли, быть может, обманули надежды тех, кто верил, что объединение церквей произойдет в ближайшем будущем, однако в целом визит греческого митрополита послужил делу укрепления дружбы и взаимопонимания между православными и англиканами. Архиепископ Александр стал вторым неангликанином, удостоенным почетной степени доктора богословия Оксфордского университета. Первым неангликанином, представленным к столь почетной награде, был посетивший Англию в начале XVIII в. греческий архиепископ Неофит[49]. В честь православного архиерея было дано несколько званых обедов. Он был приглашен премьер-министром У. Гладстоном, и впоследствии между ними завязалась переписка. “Англичане проявили необычайно теплые чувства симпатии к православной Церкви, что для меня стало неожиданностью”, — писал архиепископ[50]. Пиком гостеприимства англичан и выражения их симпатий к Православию стал прием архиепископа Александра королевой Викторией. Сообщая о своей поездке в Англию патриарху, архиепископ писал, что англиканская церковь отлична от протестантских, имеет институт священства, действительно во многом близка Православию и искренне стремится к сближению[51]. Много внимания “проправославные” англикане, в том числе члены Ассоциации восточных Церквей, уделяли разъяснению, что они подразумевают, говоря о сближении и союзе с православной Церковью. “Мы стремимся к взаимному признанию <...> Не стоит вопроса о нашем подчинении власти православного Патриарха или требования такого подчинения от православных...” — говорилось в документах Ассоциации[52]. Ее члены верили в то, что “обе церкви сохранили в себе апостольское преемство и истинную веру в Спасителя, и должны принять друг друга в полное общение в молитвах и таинствах”[53]. Англикане стремились именно к взаимному признанию “на равных”, то есть в качестве “ветвей” одного и того же древа Истинной Церкви (работала все та же “теория ветвей”, “the Branch Theory”). Этим и можно объяснить неприязнь членов Ассоциации к тем, кто перешел из англиканства в Православие и пытался организовать в Англии православные приходы. Такие попытки связаны прежде всего с именами Дж. Овербека и С. Хатели. В условиях острой борьбы внутри англиканской церкви у них были неплохие шансы повести за собой многих людей. Однако “проправославные” англикане решительно выступили против организации православных приходов на территории церкви Англии: “Англиканское духовенство всегда с любовью встречало православных священников, посланных в Англию, чтобы служить своим соотечественникам. Но основание на территории англиканского епископата новой церкви с целью прозелитизма <...> есть раскольничьи действия и подражание Римской церкви”[54]. Ассоциация направила протест патриарху Константинополя Григорию, упрекнув его в том, что он нарушает традиции православной Церкви, которая в отличие от Римской раньше не занималась “переманиванием” овец из чужого стада. Тем не менее патриарх рукоположил Стивена Хатели в сан иерея (он был православным к тому времени почти 20 лет), так как к 1871 г. в Вулверэмптоне уже существовал приход из нескольких православных англичан. Однако Хатели не было разрешено заниматься распространением православного вероучения. “Наше желание не в том, чтобы привести в лоно нашей Церкви пять или шесть англикан, а в том, чтобы преодолеть несогласия и достичь союза с англиканским сообществом”, — писал патриарх в объяснительном письме архиепископу Кентерберийскому[55]. Синодом Русской Церкви было отклонено предложение доктора Овербека и его единомышленников о создании православной Церкви с сохранением западных обрядов и традиций (хотя обер-прокурор Синода Д. Толстой оказывал Овербеку помощь). Первые попытки распространения в Англии Православия несколько осложнили отношения между представителями двух церквей. Члены Ассоциации очень болезненно отреагировали на создание православных приходов Овербека и Хатели. Но несмотря на это, отношения Англиканской и Православной церкви продолжали развиваться по восходящей линии. 70-е гг. стали временем диалога между англиканами, православными и старокатоликами. После Ватиканского собора 1870 г., провозгласившего догмат о непогрешимости папы, от Римской церкви отделились старокатолики, не принявшие нововведения. С другой стороны, новые догматы католической церкви совершенно расстроили планы тех англикан, которые стремились к союзу с Римом. И англикане, и старокатолики обратились к православным. Первые — чтобы продолжить диалог, вторые — чтобы положить начало переговорам об объединении. В 1871 г. представителями трех Церквей была проведена первая конференция, на которой обсуждалась возможность совместного противостояния католикам и “был сделан самый обоснованный и решительный протест против притязаний папства со времен Реформации”[56]. Важнейшие конференции представителей трех конфессий состоялись в Бонне в 1874 и 1875 гг. Впервые богословы разных конфессий собрались вместе, чтобы открыто и беспристрастно обсудить основные догматы вероучения христианства. Сами делегаты придавали большое значение своей встрече, “которая не имела прецедента в истории Церкви”[57]. В 1874 г. в Бонн прибыло 40 представителей от разных церквей. Центральное место в дискуссиях занял вопрос о Filioque. После продолжительных дебатов был сделан вывод, что это слово было вставлено неправомочно и что желательно найти возможность восстановить символ веры в его первоначальном виде[58]. Много внимания было уделено обсуждению вопроса о действительности англиканских рукоположений. Большинство делегатов пришло к заключению, что “церковь Англии и те церкви, которые от нее происходят, сохранили непрерывным апостольское преемство”[59]. По этому вопросу делегаты из России не голосовали, объясняя свой отказ тем, что они не занимались изучением этого вопроса и не в состоянии прийти к компетентному решению. Конференция 1875 г. превосходила все предыдущие по числу участников. Православная делегация на этот раз была гораздо больше и представительней. Она включала видных богословов, назначенных для участия в конференции Константинопольским патриархом, архиереями церквей Румынии, Болгарии и т. д. “Православная делегация даже на соборе во Флоренции не была представлена столь значительно, как в Бонне”, — писали английские газеты[60]. Обсуждались преимущественно два вопроса: об исхождении Святого Духа и о сохранении апостольского преемства в церкви Англии. Большинство православных богословов (включая русскую делегацию) признало действительность рукоположений англиканской церкви. Но русские делегаты поставили под сомнение, в достаточной ли мере англикане осознавали всю значимость и ответственность священнического служения в Церкви[61]. Интересно заметить, что русские делегаты были шокированы несогласованностью и противоречивостью мнений англиканских богословов: если один епископ заявил, что признавал четыре Вселенских собора, то другой настаивал, что обязательными следует признавать решения лишь двух Соборов[62]. Но в целом Боннские конференции были проведены в духе братской любви, они привели к соглашению по многим спорным вопросам, способствовали сближению и взаимопониманию. “Дискуссии были искренними, интересными, и в то же время мирными и дружественными, желание понять друг друга очень велико”, — сообщали английские корреспонденты[63]. Причину успеха Боннских конференций видели в том, что с течением времени все сильнее становилось желание представителей разных христианских церквей стать ближе друг к другу, чтобы плечом к плечу “противостоять духу неверия и богохульства”. Как писала одна из английских газет, “для христианской Церкви приближается время борьбы не на жизнь, а на смерть”[64]. К сожалению, после 1875 г. подобные конференции уже не проводились. Политическое противоборство на Востоке (Англия поддержала Турцию в ее антиправославной политике) помешало дальнейшим переговорам представителей разных стран. Среди русских участников Боннских конференций были такие достойные представлять свою страну и свою Церковь священники и миряне, как профессор Духовной академии Осинин, иерей Янышев, полковник Киреев. Межконфессиональным диалогом интересовались и высокопоставленные лица. Так, К. П. Победоносцев, один из ведущих политиков, впоследствии обер-прокурор Синода, выступал покровителем славянофилов, в том числе Александра Киреева, и был готов оказывать поддержку экуменическим инициативам 70-х гг. Он особенно интересовался развитием отношений с англиканской церковью. Победоносцев владел английским, хорошо знал литературу и мог часами беседовать с англичанами, проявившими интерес к Православию[65]. Однако вряд ли Победоносцев относился к проектам межцерковного союза серьезно, скорее всего он считал возможным “помогать” внешней политике России посредством межконфессиональных контактов; он отказался участвовать в Боннских конференциях несмотря на то, что просил его об этом наследник престола Александр Александрович. Есть основания полагать, что к межцерковному сближению 70-х гг. с симпатией относился Александр II. В 1874 г., когда русский император посетил Англию, состоялась встреча государя и архиепископа Кентерберийского[66]. Англиканское Общество христианского единства представило Александру II петицию[67]. С живым интересом относился к англикано-православному диалогу Уильям Гладстон. В начале 70-х гг. он уделял большое внимание Боннским конференциям и вопросам, обсуждаемым на них. Как и другие англиканские богословы, Гладстон считал необходимым восстановить Символ веры в первоначальном виде. Он писал доктору Доллингеру – организатору конференций и лидеру старокатоликов — что будущее переговоров зависит от того, смогут ли западные богословы укрепить братские отношения с представителями восточной Церкви[68]. Сам Гладстон, получивший богословское образование в Оксфорде, читал литературу по истории и богословию православной Церкви, переписывался с архиепископом Александром Ликургусом и Ольгой Новиковой, сестрой А. Киреева. Среди его друзей — Г. Лиддон, Д. Литлдейл и другие активные члены Ассоциации восточных Церквей. Гладстона можно назвать искренним экуменистом. Это было связано и с личным интересом (его любимая сестра перешла в католичество), и с тем, что проблема объединения христианства занимала видное место в его религиозном мировоззрении. Гладстон был убежден, что каждая нация призвана сохранить христианскую веру в той Церкви, которая ниспослана ей Богом. В соответствии с теорией о “национальной религиозности”, которую отстаивал Уильям Гладстон — также наследие Оксфордского движения — для России истинной церковью является Православие, для Англии — англиканство[69]. В 1888 г. состоялась третья Ламбетская конференция. На ней была принята следующая резолюция: “Участники конференции искренне рады развитию дружеских отношений между архиепископом Кентерберийским, прелатами англиканской церкви с одной стороны, и Константинопольским патриархом, другими патриархами и епископами православной Церкви — с другой, и выражают надежду, что с течением времени посредством переговоров и дальнейшего знакомства друг с другом все препятствия на пути к объединению будут преодолены”[70] |