Слово в Неделю о Страшном Суде и в день памяти святителя Фотия, Патриарха Константинопольского (6/19.02.2012)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем два совпавших и очень важных самих по себе воспоминания – Неделю о Страшном Суде и память святого патриарха Фотия. Если про Неделю о Страшном Суде мы часто слышим в церкви, — по крайней мере, все православные христиане стараются каждый год бывать в этот день в церкви, — то иначе бывает с Фотием, потому что часто это будний день, и далеко не всегда люди могут прийти и помолиться этому великому святому церковно. Хотя, конечно, дома каждый, кто хочет, может и должен помолиться.

Можно сказать и так: еще вчера мы начали вспоминать Неделю о Страшном Суде, потому что Родительская суббота Недели мясопустной, которая была у нас вчера, тоже связана со Страшным Судом. Все умершие приходят к Страшному Суду, и поэтому мы их вспоминаем. Такой особенный смысл вкладывался в то поминовение всех от века почивших православных христиан, которое было у нас вчера. Поэтому сегодня немножко больше скажем о Фотии.

Святой патриарх Фотий у нас сейчас считается одним из трех столпов православия в наше время, время современных ересей, хотя он жил более тысячи лет назад. Он жил еще в существенно другом мире, нежели мы, но те ереси, которым удалось ему противостоять, оказались важнейшими именно для нашего мира, для современного, а не для той эпохи, когда он жил, когда они уже начались, когда он их уже обличил, когда он уже сказал самое главное о том, чем данная ересь отличается от православия, но такого размаха, такой силы они еще не успели приобрести за время его жизни.

Конечно, прежде всего, речь идет о латинской ереси, о ее неправильном догмате филиокве. Сейчас мы, истинно-православные христиане, противостоим ереси экуменизма, потому что ересь экуменизма – это первое, что отравляет еще живую веру, и она становится извращенной, еретической, а потом она разлагается дальше, и у современных так называемых экуменистов мы даже не видим экуменизма, потому что экуменизм – это хоть и неправильная, но все-таки вера. А то, что мы видим у этих церковных барыг, — это, может быть, вообще уже атеизм, а никакая не вера, или вера во что-то свое, но если говорить по сути, то там бывает откровенный сатанизм.

Ересь обычно не является откровенным сатанизмом, а она является только в конечном счете сатанизмом. Конечно, все это очень плохо, и ересь экуменизма такова, но все-таки надо отличать ересь экуменизма от дальнейшего продукта разложения, который мы часто видим в церквах так называемого "мирового православия". Вот это все обличил Фотий.

Какая же у него была жизнь? Вроде бы, если посмотреть на его биографию, много лет провел патриархом на престоле. Он в патриархи попал из вельмож, царедворцев, умер он не в мучениях, хотя мы не знаем, как он умер, потому что нет летописных свидетельств о его смерти, но одно из двух: или он умер в ссылке, но все-таки в довольно почетном окружении, либо, что скорее всего, уже был возвращен из ссылки и жил на покое при дворе, то есть тоже жил неплохо. Скорее всего, именно так и было – в почете и уважении.

Но жизнь, которая у него была такой вот долгой, была полна величайших опасностей самого неожиданного характера. Началось с того, что он провел свое детство и юность в православной семье, когда православие было гонимым, потому что в это время официальным вероисповеданием была ересь иконоборчества. Его отец Сергий стал исповедником за святые иконы. То есть гонения коснулись его семьи.

И когда наступило, казалось бы, православие, стало все хорошо, у него, действительно, стала складываться карьера, он не думал быть церковным служителем. Конечно, он был благочестивым человеком, но он думал о мирской карьере — с одной стороны, ученого, а, с другой стороны, царедворца. И все это, казалось бы, хорошо получалось, все было безоблачно.

Но произошли события, к которым он не имел вообще никакого отношения, ни малейшего. А именно, происходили дворцовые перевороты, и церковная партия, к которой принадлежал тогдашний патриарх Игнатий, тоже, надо сказать, муж святой жизни, слишком тесно была связана с низверженным царем и не признавала нового. Возник конфликт, в результате патриарх был смещен насильно и, конечно,совершенно беззаконно.

Дальше было непонятно, что делать: патриарх не признавал своего смещения и отлучил от Церкви всех, кто его сместил, как всегда в таких случаях делали византийские патриархи в отличие от всяких московских митрополитов. Но император настоял на своем и как-то убедил, что надо избрать нового патриарха. А кого избирать? Если из противоположной церковной партии, то тоже будет бесконечная война – это уже проходили.

И решили избрать человека, который ни к какой партии не принадлежит. Все церковные люди между собой грызутся и между собой разделены на партии, поэтому им надо было поставить вообще человека светского, которого они и знать не знают. И вот патриарха Фотия, который был на тот момент мирянином, быстро произвели во все церковные степени и поставили в патриархи — с чтеца до патриарха сразу.

Постригали ли его в монашество – это вопрос. В поздних источниках, конечно, об этом говорится, но я в этом не уверен. Во всяком случае, стал он патриархом. Это не противоречило никаким канонам, которые тогда существовали, а потом уже приняли каноны, которые запрещают так делать, чтобы больше так не происходило. Конечно, все были шокированы – как так можно?

Но он был человеком, действительно, ученым и в церковной науке, и поэтому понимал, что это служение означает. Он был, действительно, очень хорошим патриархом. Но потом опять сменилась государственная власть, патриарх Игнатий, который не признавал своего низложения, был еще жив, и, соответственно, патриарх Фотий поехал, пусть и в недалекую, но ссылку, то есть его низложили с престола.

Патриарх Игнатий продолжал до самой своей смерти быть патриархом, до 877 года, но к тому времени, когда патриарх умер, Фотий примирился со всеми при дворе, кто его низложил – вот настолько он был умен и благочестив. И получилось, что опять он вернулся на престол. И было бы все хорошо, если бы опять не смена власти, причем совершено законным путем – умер император, и стал царствовать его сын.

У этого императора Василия Македонянина был династический миф. Когда он пришел к власти, весьма незаконным путем, он думал, что исполняется пророчество о его роде. Ему внушили, — и, кстати, сам Фотий это поддерживал, чем и вырыл себе яму, в которую попал, — будто бы он происходит от армянского царского рода Аршакидов, от которого же происходит и Григорий Просветитель.

В Армении было пророчество об этом роде, которое применили к Византии. Пророчество утверждало, что наступит момент, когда будет особый царь и особый патриарх из одного и того же рода. И одного из сыновей этого царя Василия стали готовить в патриархи с детства, причем, чтобы не было соблазнов, его в детстве постригли в монашество.

Когда на охоте неожиданно погиб царь Василий, то кандидату в патриархи было только девятнадцать лет. Тем не менее, Фотия сместили насильно и совершенно неожиданно для него, отправили в ссылку, причем в довольно далекую, а девятнадцатилетнего мальчика поставили в патриархи. Кстати, он тоже был довольно благочестивым человеком, по некоторым агиографическим рассказам, даже очень благочестивым, он искренне верил, что он избран быть патриархом. Несколько лет он патриархом пробыл, а потом почему-то рано умер, и в историю вошел как святой патриарх Стефан. Фотий его, похоже, не пережил, он уже старенький был.

Вот это просто иллюстрация, какой бурной была жизнь у человека. При этом он занимался учеными трудами: он занимался светскими учеными трудами по филологии, а еще больше он занимался богословскими трудами. Он написал не только обличительное послание против всяких ересей, но ему удалось примириться с армянами, значительную часть армян привел обратно к православию, и едва ли не привлек всю Армянскую Церковь назад в православие. То есть даже привлек, но потом это все развалилось. Он послал, будучи патриархом, Кирилла и Мефодия к славянам. Это именно его указаниям они следовали. Причем именно тогда он пришел в конфликт с папой Римским из-за этого – папа Римский хотел совершенно другой миссии.

Вот такой он был человек. А чему это научает нас сейчас? Конечно, мы, прежде всего, должны хранить веру православную. И если были какие-то люди, которые научили, как ее хранить против тех ересей, которые сейчас существуют, и Фотий относится к их числу, то мы должны следовать их учению. Это первое и самое очевидное.

Во-вторых, мы просто должны стараться принимать их навыки. Святые монахи рассказывали, что еще будучи царедворцем, он научился Иисусовой молитве. Потому что он понимал, конечно, важность всего этого, и старался молиться всегда. Еще будучи при дворе, он преуспел в такую меру, как обычные монахи не преуспевают. Может быть, это легенда, а, может быть, это и правда, но если даже это и легенда, то она все равно характеризует духовный облик Фотия.

Тем более мы в своих житейских делах, которые у нас менее плотные, чем жизнь при Византийском дворе, — времени свободного у нас больше, — можем учиться молитве прямо посреди наших мирских забот. Так же можем учиться и полезным наукам, которые есть — и церковным наукам, и светским, — но только для душевной пользы, для того, чтобы все это было гармонично.

При этом мы не должны становиться людьми "не от мира сего" в плохом смысле слова, потому что бывают люди, которые не от мира сего, но они просто неспособны постоять не только за себя, но и за других. И вот среди православных почему-то это культивируется. Говорят, что надо уступать всякому насилию, всякому давлению и во внутрицерковных делах, и в общественных делах. А ведь это же не так.

В общественных делах и во внутрицерковных делах надо не уступать давлению, а надо стоять за справедливость, а давлению как таковому не уступать вообще никогда. Вот если дело касается только твоего личного и больше никого не задевает, то уступай давлению, подставляй щеку, отдавай свое, терпи несправедливость. Это будет тебе полезно, если, конечно, ты делаешь это не по трусости, а потому что ты понимаешь, что так надо, что так лучше.

А вот если это касается чужих интересов, то ты уже не имеешь права так относиться к ним. А если это касается церковных интересов, то тем более ты не можешь допускать какого-то расхищения Церкви всякими волками. Пример жизни Фотия это показывает.

Бывают очень трудные ситуации, в которых не разобраться, но нам надо молиться, чтобы Господь вразумил, и действовать в меру возможностей. Возможно, мы сделаем очень много ошибок, но это будут ошибки, а не сознательное бросание руля, кормил и всего на свете, бегство с поля боя. Но в пределах того, что мы понимаем, что вот здесь надо стоять за правду, то надо за нее стоять, никого не слушать – ни светских властей, ни церковных властей, если они идут против церковной правды, ни каких-то наших друзей, ни, конечно, что всегда самое сложное, самих себя, потому что первый в человеке враг, который идет против церковной правды в нашей жизни, – это, к сожалению, оказываюсь я сам. И больше испортить себе жизнь, чем я сам ее себе испорчу, мне никто испортить не может. По крайней мере, духовную жизнь.

Все это надо понимать и взирать на разных людей, которые жили самым разным образом жизни, казалось бы, даже несовместимым с тем, в чем поверхностные люди обычно усматривают аскетическое православие, — как жил, например, Фотий, — но все-таки были по-настоящему православными.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)