Давид Гзгзян. Внутри церкви не осталось соборности E-mail
16.09.2013 12:38
Советский вождь лелеял планы по превращению Москвы в центр христианского мира
Советский вождь лелеял планы по превращению Москвы в центр христианского мира
 

 
У Московской патриархии юбилей — 70 лет восстановлению патриаршества. Почему об этой дате громко не говорят, "Огоньку" рассказал Давид Гзгзян, член Межсоборного присутствия РПЦ, завкафедрой богословских дисциплин и литургики Свято-Филаретовского православно-христианского института.

— Восстановление патриаршества празднуется церковью очень скромно. Не лучший повод для торжеств?

— Формально патриаршество было восстановлено уже на поместном соборе 1917-1918 годов. Другое дело, что после смерти избранного тогда патриарха Тихона новый избран не был, а к концу 1930-х годов церковь оказалась под угрозой фактического уничтожения. В тех условиях не было никаких надежд на проведение легитимного собора. Неожиданный поворот событий и избрание патриарха в 1943 году напрямую связаны с инициативой Сталина. 4 сентября 1943-го на личную аудиенцию к вождю доставили трех оставшихся на свободе на территории России митрополитов — Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). И уже 8 сентября "большевистскими темпами", как заметил Сталин со свойственным ему зловещим юмором, в Москву самолетами свезли 19 выживших в лагерях и ссылках епископов для проведения архиерейского собора. На том соборе и был избран новый патриарх — Сергий. Очевидно, что такой акт установления патриаршества выглядит с церковной точки зрения чрезвычайно двусмысленно. Хотя бы потому, что круг возможностей для церкви не просто был очерчен властью, но и сам смысл, и цели воссоздания структуры Московской патриархии целиком определялись появлением специального органа при сталинском правительстве — Совета по делам религий. Его возглавил полковник госбезопасности Георгий Карпов, который с 1938 по 1943 год уже курировал соответствующий отдел в НКВД. Вполне понятно, чем занимался этот отдел. Разница между ним и Советом по делам религий состояла в том, что теперь Совет не только следил за деятельностью церкви, но и определял ее внутреннее устройство, кадровую политику, стратегию.

— Зачем понадобились Совет и патриарх? Задобрить союзников накануне Тегеранской конференции?

— Это одна из распространенных гипотез: будто Московская патриархия восстанавливалась с пропагандистскими целями ввиду скорой встречи лидеров коалиции в Тегеране. Конечно, какой-то эффект на западную общественность это событие произвело, однако сложно представить, чтобы инициатива Сталина имела целью понравиться Черчиллю и Рузвельту. Хоть Киев был еще под немцами, но Красная армия уже добилась внушительных успехов, после Курской дуги, как известно, немцы не провели ни одной контрнаступательной операции на Восточном фронте. А значит, уже мог ставиться вопрос о разгроме Германии и послевоенном обустройстве мира. Ясно, что Сталину нужны были инструменты для наращивания советского присутствия на новых территориях, среди которых было много стран с христианским, причем зачастую православным населением. Вспомним, что 1943 год — это еще время колониальных империй, воюющая Британия управляет Египтом и Ближним Востоком — регионами, потенциально привлекательными для СССР. А там еще Балканы, Греция. Характерно, что инициатива воссоздания государства Израиль — тоже сталинская. И хотя плодами ее реализации гораздо успешнее воспользовались западные страны, Сталин тоже рассчитывал разыграть израильскую карту. Судя по всему, он замыслил очень нетривиальную комбинацию, в которой большая роль отводилась церкви: она должна была упрочить политические и идеологические позиции Москвы в стратегически важном ближневосточном регионе и ряде восточноевропейских стран.

— Неужели стране с армией-победительницей не хватало авторитета коммунистической идеологии?

— К тому времени стало понятно, что большевизм и диктатура пролетариата продаются не так хорошо, как хотелось бы. Даже в Европе об этом прямо не могла идти речь, напомню, что как раз накануне был распущен Коминтерн. Использование церкви значило не более чем смену экспансионистских стратегий. Мир 1945-1948 годов очень отличался от нынешнего. Сегодня, когда мы говорим о Ближнем Востоке, подразумевается, что это исламский регион. А тогда христиане и в Ливане, и в Сирии составляли до 40 процентов населения. Это был регион с древнейшими православными патриархатами. И церковь действительно могла пригодиться Сталину для легитимации своего присутствия.

— Ее удалось вовлечь в такие планы?

— Патриарх Сергий умер вскоре после своей интронизации, и уже при новом патриархе, Алексии I, в 1945 году в структуре Московской патриархии создается специальный орган — Отдел внешних церковных сношений (ОВЦС), который напрямую управлялся компетентными органами, и его глава с тех самых пор является в РПЦ "человеком номер два". Случай уникальный во всей мировой церковной истории — чтобы ключевая роль в деятельности церкви принадлежала департаменту внешних связей, который в обычном случае должен занимать самое скромное место. Сейчас ОВЦС, конечно, уже не тот, но общий флер "особого статуса" остался. Во второй половине 1940-х Отделу выделялись колоссальные денежные средства для осуществления многочисленных контактов с ближневосточными патриархатами и церквями Европы, в том числе с инославными (например, англиканской). Кроме того, перед ним была поставлена масштабная задача — создать антиватиканский блок. В 1948 году, когда в Москве шло Всеправославное совещание, отдел пропаганды и агитации ЦК наставлял полковника Карпова: "Необходимо сказать сильнее о реакционном антинародном характере деятельности Ватикана и папизма, в особенности необходимо указать на поддержку Папой фашизма и на организацию борьбы против СССР". В довоенное время Пий XI действительно призывал к крестовому походу на СССР, другое дело, не ему одному тогда не нравились большевики. Дискредитация католичества требовалась Сталину для идеологического контроля над Чехословакией, Польшей и другими странами, которые очевидно подпадали под советское влияние. Кроме того, она способствовала возвышению Московской патриархии в качестве нового центра христианской жизни. И наконец, в 1945-м, после триумфа победы, никто не отказывался от прихода к власти коммунистов в Италии и Франции: предстояла идеологическая обработка населения этих стран. Кстати, парламентская избирательная кампания в Италии 1948 года ознаменовалась соперничеством двух политических партий — христианских демократов, которые только-только заявили о себе, и коммунистов, имевших очень высокий авторитет. Христианские демократы вели свою агитацию под лозунгом "Рим или Москва". Ввиду такой альтернативы итальянцы все-таки предпочли Рим, отдав этой партии 47 процентов голосов. Само выдвижение подобного лозунга говорит о серьезности намерений Сталина.

— Всеправославное совещание, о котором вы упомянули, тоже было плодом сложных политических интриг?

— Совещание — это, пожалуй, апогей сталинской экспансионистской политики. На самом деле им пришлось заменить планировавшийся всеправославный собор под эгидой Москвы, который должен был, собственно, сформировать антиватиканский блок. Все шло к тому, чтобы собор состоялся, но помешало несколько случайностей. Скажем, промосковски настроенный Константинопольский патриарх Максим умер, а новый патриарх Афинагор, до своего избрания бывший архиепископом Нью-Йоркским, коммунизму точно не симпатизировал: после интронизации он призвал к сотрудничеству христиан и мусульман "с целью совместного противодействия коммунистической экспансии". Собор без него, Вселенского патриарха, был канонически невозможен. При этом само совещание с точки зрения вышеобозначенных целей прошло неплохо. Карпов ежедневно докладывал о его ходе в ЦК ВКП(б) Жданову и Маленкову: те были довольны. Однако чуть позже выяснилось, что амбициозные политические авантюры, задуманные в православном регионе, рушатся одна за другой. В Греции не удалось привести коммунистов к власти, Балканская федерация в составе Болгарии, Югославии и Албании так и не возникла, вспыхнул ближневосточный конфликт, Израиль принял западный курс. Столкнувшись с такими неудачами, Москва, видимо, перестала делать ставку на церковь, с осени 1948-го отношение к ней меняется: из самого наглядного — перестают открываться храмы, хотя до этого в течение пяти лет было организовано около 1300 новых приходов.

— После 1948-го церковь снабдили новой стратегией?

— Роль и особое положение ОВЦС сохранились, хотя его финансирование урезали. В целом во внешнеполитической деятельности церковь была переориентирована властями на борьбу "за мир во всем мире". Продолжались заграничные поездки, делались попытки окончательно поссорить католиков и протестантов, уделялось внимание внутренней политике: пропаганде советских ценностей с церковных кафедр и так далее. Просто все это уже не имело таких масштабов. В принципе, структура патриархии, воссозданная в соответствии с представлениями Сталина о порядке, и не могла функционировать как-то иначе. Проблема ведь не только в том, что церковь тотально контролировалась властью. Сама внутрицерковная организация претерпела кардинальные изменения: не только снаружи был контроль, но и внутри не осталось соборности. Были усечены права настоятелей приходов относительно епископов, епископов — относительно патриарха, который превратился в единоличного правителя. Патриарх Тихон, избранный на соборе 1917-1918 годов, имел только одно специфическое право, отличающее его от других епископов,— председательствовать в Синоде. Синод состоял из 12 постоянных членов, и его председатель, в случае равенства голосов по какому-либо вопросу, мог подать "двойной" голос и тем решить дело. Вот и все. Его официальные полномочия совершенно несопоставимы с теми, что получил патриарх Московский в 1943 году. Если восстановление патриаршества 1917-1918 годов было символом освобождения церкви, ее новой жизни без надзора царского обер-прокурора, то второе — 1943 года — полная его противоположность, дата нового порабощения.

— Церковь того времени знала, на что шла?

— Иерархи, конечно, понимали, с кем и с чем имеют дело. У всех в памяти были события довоенного периода, когда с 1918 по 1938 год за веру погибло около 500 тысяч человек, из которых около 200 тысяч — расстрелянные священнослужители. К 1943 году церковь была абсолютно растерзана. Компетентные органы смогли склонить к сотрудничеству достаточное количество выживших, и с высоты сегодняшнего дня нам тяжело сказать, чего стоил этим священнослужителям такой компромисс. Однако важно заметить, что Совет по делам религий почти сразу озаботился выращиванием новых кадров: было понятно, что имевшиеся в наличии вряд ли способны всегда, а главное — с охотой реализовывать планы ЦК. В управление делами Московской патриархии — второй по значению отдел — должны были отбираться люди, склонные к сталинским формам управления и надзора. Все это создавало неведомый ранее рисунок внутренней жизни церкви. Понятно, что за 70 лет второе восстановление патриаршества удостоилось целого спектра оценок. Восторженных нет, но, пожалуй, превалируют позитивные. Мне доводилось слышать даже положительные отзывы о полковнике Карпове, который будто бы помогал церкви, заступаясь за нее перед Сусловым и Ждановым. После знаменитой аудиенции митрополитов у Сталина советская номенклатура раскололась: кто-то принял новый курс, кто-то продолжал по старинке "давить церковников". Люди же были очень разные по своей идеологической выучке и происхождению, например, грозный министр госбезопасности Абакумов приходился родным братом протоиерею Абакумову. Карпов, конечно, оказался в стане тех, кто хотел использовать, а не давить. Но называть такое поведение заступничеством для меня, конечно, крайне проблематично.

— Совет по делам религий был упразднен в 1991 году. Уход "надзирателя" изменил церковную жизнь?

— Мы с вами говорили, что проблема не только во внешнем контроле, с самого начала дело было в принципах организации внутренней жизни воссозданной церкви. А строй жизни, если он успевает набрать инерцию, так просто не меняется. Закрытое, бюрократизированное государство с сильным влиянием спецслужб до сих пор смотрит на церковь глазами полковника Карпова, а церковь хранит в своих недрах традиции людей, выращенных под этим неусыпным оком. Инерция взаимоотношений продолжается, даже штампы 1940-1950-х годов иногда воспроизводятся. До сих пор из уст официальных лиц РПЦ можно услышать, что епископу принадлежит абсолютная власть на своей территории. Не говоря о тревожной отсылке к вертикали власти, эта фраза примечательна тем, что епископ у нас — епископ территории, а не сообщества верующих. Потому что сообществ как таковых почти что нет. Вопрос об альтернативах, путях выхода из кризиса всегда очень сложный. Можно думать, что альтернатива — это восстановление того, что называется местной соборностью. О чем неоднократно говорилось на разных уровнях с начала 1990-х. Но реальное собрание верующих — категория морально-нравственная, а не формально-структурная. И если следующим вопросом будет, кому и чему это сообщество должно подчиняться, то ответ — Господу Богу, Христу воскресшему и Его Евангелию, при этом конкретный способ управления уже является производным от такого подчинения. Никто другой, а сам Господь, присутствующий, как говорят на литургии, "посреди нас", глава всему. В этом тайна природы церкви. Управление же церковной повседневностью, то есть служение Церкви миру прямо определяется тем, что во всех ее действиях должно быть заметно присутствие самого Христа. Это почти банальные для христиан слова, но, увы, такая логика, отсылающая к поискам евангельского смысла, сегодня встречается только на периферии церковной жизни. Вероятно, это самое существенное последствие событий 1943 года.

Беседовала Ольга Филина