Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

            Сегодня мы живем во время, напоминающее те моменты истории, когда здание Православной Церкви угрожающе гнулось под напором Рима. Сегодня мы живем во время, которое во многих отношениях даже более тяжелое, чем время Святителя Фотия, более тяжелое, чем время Святителя Марка Ефесского, более тяжелое, чем время Брестской унии. Почему?

    В своей энциклике «Orientale Lumen» («Свет с Востока»), опубликованной 2 мая 1995 года, Папа Иоанн Павел II не жалеет ласковых слов в адрес Православия. В ней он говорит о каком-то страстном нетерпении восстановить в полноте соборность Церкви во всем мире. Порицает горделивое и шумное самодовольство Запада. Призывает католиков пользоваться богословским и литургическим богатством Православной Церкви. И в то же самое время — ни словом не упоминает о больших и серьезных различиях в вере, которые воздвигают стену между ересью и истиной, между римокатолицизмом и Православием.

    Во второй энциклике, опубликованной в конце мая того же 1995 года, Папа поднимает вопрос и о различиях. В этом документе — «Ut unum sint» («Да будут все едино») — он выражает готовность искать такой способ для осуществления «примата Петра», чтобы не оскорбить «православных братьев».

    Две эти энциклики, отражающие лукавые попытки Ватикана вновь завлечь в унию Православную Церковь, имеют за собой долгую историю. В новейшее время эти попытки возобновились еще Папой Иоанном XXIII, когда он пригласил православных представителей присутствовать на Втором Ватиканском соборе, длившемся с 1962 по 1965 год.

    Намного более решительным был шаг следующего Папы — Павла VI. После своего избрания он послал известительные письма всем предстоятелям Православных Поместных Церквей, всем Патриархам, как будто он — один из них. И Константинопольский патриарх Афинагор поспешил опубликовать это известительное послание со следующим подзаголовком: «Две церкви-сестры». Вот он, первый шаг к Баламандскому сговору 1993 года!

    Позже Павел VI помпезно, напоказ снял анафему, наложенную его давним предшественником на Константинопольского Патриарха Михаила Керулария и на Восточную Церковь в 1054 году. Патриарх Афинагор в ответ на этот акт, даже не проконсультировавшись с остальными предстоятелями Поместных Православных Церквей, тоже «снял» анафему с папистов.

    В 1964 году Павел VI и Афинагор встретились в Иерусалиме. Известно, что тогда Патриарх спросил Папу: «Скажите, что нам делать?» Павел VI ответил на следующий день в своем заявлении в Вифлееме: «Двери церковной ограды открыты всем (естественно, под церковной оградой он понимал ограду латинской церкви). Здесь есть место всем».

    Преемник Афинагора, Константинопольский Патриарх Димитрий I продолжил вероотступническую линию своего предшественника. Он открыто заявил, что епископ Рима «восстановлен в своем первенстве чести и любви» и является одним из пяти Патриархов Вселенской Церкви.

    Интересно, что нынешний Папа Иоанн Павел II в начале своего понтификата не проявлял особого внимания к православию. Его отношение к Православной Церкви было явно пренебрежительным. Для него православные оставались националистически ориентированными, провинциальными и ограниченными людьми. Но этот курс позже резко изменился, особенно после того, как на Константинопольский престол взошел Варфоломей I. Воспитанник иезуитского Восточного института в Риме, Варфоломей превзошел в деле подготовки новой унии всех своих предшественников. Когда он впервые посетил Рим как Патриарх в 1993 году, то сказал дословно следующее: «Католическая и Православная Церкви — это два легких Вселенской Церкви». И добавил: «Это фундаментальная экклесиологическая истина».

    Тогда все же Патриарх Варфоломей почувствовал, что зашел слишком далеко. С тех пор время от времени он позволяет себе слегка критиковать Рим и Папу. Так, например, в 1995 году в одном интервью итальянскому периодическому изданию «Il Regno» он упомянул, что «Папа судит историю, используя Рим как единственное мерило истины». Но римо-католические наблюдатели поспешили оценить это как «политический жест» по отношению к братским Православным Церквам.

    Когда в прошлом Рим пытался насадить унию на православных землях, требования Папы формулировались и приводились в действие гораздо резче. В настоящее время — время религиозного индифферентизма и экуменического размывания православных понятий — путь к унии стал намного более тонким, труднее замечаемым, потайным и коварным. Еще Павел VI сказал, что для союза с Православной Церковью не следует требовать от православных принятия ими специфично римских догматов веры. Они, то есть догматы Римской Церкви, могут остаться, как теологумен (т.е. частное богословское мнение – прим. П. Б.), и после объединения могут быть абсолютно обязательными только для католиков, а Восточные Церкви могут их принять как неофициальное богословское учение и мнение «западных братьев».

    Мы действительно живем в исключительно трудное время. Ныне не только Рим пытается всевозможными способами размывать изнутри духовное, церковное и богословское сознание Православия. Сегодня, увы, даже православные иерархи, епископы, богословы становятся усердными приспешниками Ватикана и делают такие заявления, которые были бы немыслимы еще в недавнем прошлом. Так, Иоанн Зизиулас, один из ведущих богословов Константинопольской Патриархии, сегодняшний Пергамский Митрополит, родоначальник так называемого «крещенского богословия», говорит дословно следующее:

    «Единство Церкви немыслимо без примата, то есть без первенства одного епископа на местном и — заметьте! — на вселенском уровне. И мы верим в это»[1].

    Кто же такие эти «мы»? Чье мнение выражает этот иерарх Православной Церкви? А как оценить слова одного представителя Московской Патриархии, который в 1995 году, как раз в то время, когда Варфоломей посещал Рим, сказал, что «католики и православные — это две семьи, две церкви, все у них общее: и таинства, и благодать, и богословие».

Что это — исповедание какой-то новой веры или словесный реверанс Папе и католицизму? Как понимать слова Патриарха Варфоломея о том, что, наконец, мы достигли «апостольской зрелости совести» в отношении католицизма? Что же выходит? Неужели до сегодняшнего дня Православная Церковь не имела апостольской зрелости в своем отношении к Риму?

    Те, кто стремится к унии с Ватиканом, услышав мои слова, наверное, улыбнутся снисходительно или скажут: «Мракобесы и фанатики узурпировали термин ‘православие’». Суперэкуменисты, подобные, например, епископу Максиму из Американской Архиепископии Константинопольской Патриархии, давно обвиняют нас в том, что мы являемся противниками справедливого «нового мирового порядка». Отсюда остается только один шаг до обвинения, что мы вообще «враги рода человеческого» (hostes humani generis), в чем язычники обвиняли христиан в первые века гонений.

    Что же означает такое переосмысление отношения Православной Церкви к католицизму? Неужели те, кто за него ратует, желают союза с Римом на руинах Православия? Ведь в том новом — церковном и богословском — мировом порядке, который Папа Иоанн Павел II и Патриарх Варфоломей I стремятся создать, мы окажемся как в сказке «Королевство кривых зеркал».

    Очевидно, что после унии с Римом протестующие «старостильные» православные христиане будут считаться «неправославными» или даже «инославными». Потому что православными будут признаваться только «официальные», «канонические», «нормальные», то есть экуменические, униатские Церкви, а не «фанатики».

    Уже сейчас голос тех, кто дерзает критиковать Рим, отвергается экуменистами под предлогом того, что «старостильники — сплошь раскольники и фанатики!». Да, может быть, среди тех, кто возвышает голос против унии с Римом, действительно есть и фанатики. Но в итоге истина есть истина, независимо от того, кто ее изрекает.

    Условия, в которых мы все живем, подтверждают: может быть, уже недалеко то время, когда на повестку дня будет поставлен страшный вопрос последних времен: «А существует ли Православие в Православных Церквах?» Все размывается и переформулируется как-то незримо, без видимых перемен. Мы живем здесь, боремся со своими проблемами, а вероотступничество тайно вершится за спиной народа Божьего. И недалек тот час, когда чистое Православие сохранится лишь в пещерах и катакомбах, когда на нас, христиан, вновь будут смотреть как на врагов рода человеческого.

    Но мы не одни! У Бога все живы. Жив святой Патриарх Фотий, жив святой Марк Эфесский, живы все те, кто не поколебался пролить даже кровь свою за Святое Православие. По их святым молитвам Господь да утвердит нас, чтобы и мы пребыли верными Истине до конца. Аминь.

Статья перепечатана из газеты «Русь Православная», №10 (16), 1998 г., с. 1